Содержание

Портал Delfi продолжает рассказывать о результатах проведенного прошлой осенью масштабного исследования эмиграции и ремиграции латвийских подданных. Героями опросов стали и читатели Delfi — портал традиционно служит важным источником информации о Латвии для соотечественников, живущих за рубежом.

Чистая эмиграция (уехавшие минус вернувшиеся) среди подданных Латвии с 2000 по 2019 год составила 315 тысяч человек. В поле зрения исследователей попали латвийцы из 116 стран мира. В том числе из таких необычных, как Саудовская Аравия, Тайвань, Сингапур, Замбия, Монголия, Гондурас, Папуа и Новой Гвинея, а также Тринидад и Тобаго.

Удалось собрать информацию почти про 3000 детей: их жизнь, самочувствие, связь с родиной, проблемы и достижения. Например, одна из семей, уехавших в Великобританию, рассказала о семи детях, а среди ремигрантов была семья с восемью детьми. Анализом этой информации занималась Дайна Гросс — австралийская латышка, которая которая вместе с детьми вернулась в Латвию навсегда, что оказалось не так просто.

О чем болит голова у детей и родителей ремигрантов?

Дайна Гросс родилась в Австралии, куда после второй мировой войны эмигрировали ее родители, как и многие тысячи латышей, бежавших от советской власти. «Там папа с мамой познакомились и создали семью, — рассказала Дайна. — Все эти годы они были активными патриотами Латвии, дома общались только на латышском. Мы с сестрой посещали латышскую субботнюю школу и были вовлечены во все мероприятия комьюнити соотечественников в Сиднее. Возможность жить в Латвии тогда была лишь мечтой. Это была часть Советского союза — возвращение в то время было бы невозможным».

Сама Дайна вышла замуж за австралийского латыша. Получив образование в сфере антропологии, а потом и лингвистики, она много лет работала во Всемирном объединении свободных латышей, была редактором портала Latvians online, занималась переводом книг. Своих детей Гроссы с рождения погрузили в латышскую языковую среду.

В 89-м году Дайна впервые прибыла на родину предков: «Это был шок, но мне очень нравились процессы, которые тут происходили. Я стала часто ездить в Ригу, а 15 лет назад поняла: если мы хотим, чтобы дети хорошо знали язык и культуру, надо жить в Латвии. Позже, проводя исследование эмиграции, я поняла, как была права: дети могут сопротивляться тому, к чему им надо прикладывать дополнительные усилия». Дети Дайны умели говорить, читать и писать на латышском. Но если 7-летний сын органично вписался в первый класс, то 11-летней дочке психологически было нелегко перейти из австралийской школы в четвертый класс латвийской.

«Я переживала и пыталась понять, почему моему ребенку так непросто социализироваться, — вспоминает Дайна. — Почему у нее часто болит голова и столько стресса. Увы, в отличие от Австралии, в Латвии родители к школьным процессам не привлекаются, поэтому оставалось гадать, что не так. Тогда в 2006 году у Латвии не было большого опыта работы с ремигрантами…»

Личный опыт побудил Дайну поступить в докторантуру Сассекского университета — писать диссертацию про факторы, которые влияют на психо-социальное самочувствие детей при возвращении на родину предков. Собрав данные опроса латвийских эмигрантов и ремигрантов, исследователь провела более 50 углубленных интервью с родителями и детьми, среди которых были и те, кто уже не говорит на родном языке.

Будущее детей — веский повод уехать и вернуться

Дети входят в Топ-4 причин, почему люди покидают Латвию. В прошлом году 43,7% опрошенных назвали одной из причин эмиграции желание улучшить качество жизни свое и детей. Среди нелатышей этот показатель — 55,6%. (Участники исследования могли выбирать несколько вариантов ответов, — прим. ред). Пятью годами раньше эту причину выбрали всего 16,2%. Три других важных причины эмиграции — финансовые трудности, невозможность найти работу в Латвии и лучшие социальные гарантии за рубежом.

Главные причины возвращения на родину — неэкономические: «не хватает семьи и друзей», «тоска по Латвии» и «другие семейные обстоятельства». В четверку самых популярных мотивов ремиграции входит и желание родителей, чтобы ребенок жил и учился в Латвии. Среди латышей такой ответ дали 18,3% опрошенных, среди нелатышей — 9,3%. «В интервью я часто слышала такую фразу: дети начинают забывать родной язык, живя за границей, — рассказывает исследовательница. — Нередко, когда дети достигают школьного возраста, родители решаются: сейчас или никогда».

Дети часто упоминаются и среди факторов, почему семья принимает решение не возвращаться. Вот некоторые из них.

Что удерживает от возвращения в Латвию?

• Не вижу возможности роста для детей 34,2% (среди нелатышей этот показатель — 45,5%)
• Не уверен, что ребенок получит нужную поддержку при включении в систему образования ЛР — 26,3% (среди нелатышей этот показатель — 40,6%)
• Недостаточное владение латышским языком (родителей или детей) — 17,7% (среди нелатышей этот показатель — 26,8%)

Как дети эмигрантов поддерживают связь с Латвией?

Большинство связываются с Латвией с помощью скайпа и соцсетей. Они созваниваются с бабушками, дедушками и друзьями. Неродственные контакты со временем слабеют: чем дольше дети живут за рубежом, тем больше теряют язык, а интересы расходятся со сверстниками в Латвии. Живущие в Европе семьи стараются хоть раз в год приезжать в Латвию, если есть куда и к кому. Чаще навещают родину эмигранты из Польши, Финляндии, Швеции и Германии: сел на машину, паром или самолет и приехал на школьные каникулы, например. Но и из Великобритании, Ирландии и других европейских стран некоторые отправляют детей на каникулы к бабушкам и дедушкам. Но к подростковому возрасту дети чаще предпочитают не ехать, потому что круг их школьных друзей сформировался вне Латвии. Одна семья эмигрантов в Германии рассказала, что их дочь летом позвала в деревню к своей бабушке немецких подруг. Тем очень понравилось. Но были и признания, что дети не хотят показывать друзьям Латвию — здесь нет таких условий жизни, к которым те привыкли за рубежом.

Язык или культура — берем с собой или находим там?

Число эмигрантов-родителей, чьи дети обучались латышскому языку и укрепляли свою идентичность в домашних условиях, за последних пять лет снизилось с 40 до 34%. «Эта разница не считается статистически значимой, но она есть, — уточняет Дайна. — Существенно снизилось и число детей эмигрантов, которые читают книги на латышском языке. Но тут важно отметить, что дети в целом меньше читают книги — их больше интересует цифровая среда».

С 9 до 11% выросла доля детей, которые участвуют в работе танцевальных коллективов, хоров или театров диаспоры. Стало больше желающих учить латышский язык в школах выходного дня (с 10 до 12%). Преимущественно туда идут дети, рожденные за рубежом. Уехавших в школьном и дошкольном возрасте семьи реже вовлекают в деятельность диаспоры.

«Причин не поддерживать принадлежность к латвийской культуре может быть две, — уточняет Дайна. — Одни обиделись: не хочу поддерживать связь с Латвией — буду жить жизнью страны, куда приехал. Другие просто не придают большого значения языку общения — пускают все на самотек, чтобы ребенку было комфортнее, он легче интегрировался. Конечно, есть семьи, которые язык и культуру успешно сохраняют.

Многие считают: если мы с мужем общаемся по-латышски и обращаемся к ребенку по-латышски, то не страшно, что он отвечает на английском (или языке страны проживания) — латышский у него все равно будет. Не будет, через время он перестанет и понимать. Скорее из пассивного состояния язык перейдет в нулевое. Если родители не настаивают, то с началом школьной учебы таким детям все труднее говорить на родном языке. А если, ко всему прочему, родители и сами переходят на неродной язык или что-то говорят в негативном ключе о Латвии, так мотивация окончательно пропадает.

Чем больше я интервьюирую семьи, тем больше понимаю, как сильно влияет на детей отношение родителей к стране происхождения и мотивация уехать. Если мать в присутствии сына говорит, что у Латвии нет перспективы, нет смысла там оставаться, то ребенок тут же перенимает нарратив. Маловероятно, что у него будет интерес к родине. Если вернуться к опыту моей семьи, то у нас даже мысли не было, что латышский язык менее важен, чем английский, — это был язык родителей, язык сердца. А про Латвию мы всегда говорили с любовью».

Родной язык — кто и зачем поможет сохранить?

В Швеции, Финляндии, Норвегии, Германии и некоторых других странах «родной язык» для детей эмигрантов преподают как предмет в обычной школе (если не в своей, то в ближайшей, где есть учитель) за счет государства.

Дайна Гросс рассказывает о своем опыте: «В Австралии с 70-х годов проводится ярко выраженная мультикультурная политика с акцентом на то, что много культур — богатство. Правительство штатов оказывает материальную поддержку языковым школам выходного дня — деньги на каждого ребенка. Правда, и семье тоже приходится приплачивать несколько сотен долларов в год. Последние годы многие страны, в том числе и Великобритания, пришли к тому, что родной язык в развитии ребенка очень важен, его знание помогает и лучше развивать владение языком страны пребывания. Да, такой ребенок может медленнее учить новый язык, но более качественно».

Интервью Дайны подтвердили, что у мамы-латышки более вероятно, что ребенок будет знать язык, чем если латыш — отец. «Это понятно, что мужчина больше занят работой. В смешанных семьях также успешно работает формула: за каждым родителем с рождения ребенка закреплен один язык. Мы отдельно прописали вопрос: на каком языке вы общаетесь за семейным ужином? Были ответы, что на трех сразу. Например, мама с отцом между собой на английском, а с ребенком — каждый на своем родном.

Исследования показывают, что в странах, где в повседневной жизни звучит много языков — Швейцарии, Бельгии, Германии — дети чаще знают несколько языков. Труднее всего другие языки идут у детей, оказавшихся в англоязычных странах — Великобритании, Ирландии, США. Если родители не держатся за родной язык, сохранить его у детей особенно трудно — язык страны становится главным. В континентальной Европе такой выраженности нет, там больше понимания, что много языков — это ценность».

Исследовательница рассказала об опыте учительницы школы на востоке Лондона, где училось много детей приезжих: «У них были разные родные языки, но всех надо было обучить английскому. Учитель поняла, что важно укреплять и родной, и английский. Разработанная ею система стала примером другим школам, как интегрировать и включать в образовательный процесс детей эмигрантов. Первые месяцы эти дети активно учили английский, а учитель следил за персональным прогрессом каждого. Хорошо бы, чтобы и в Латвии подумали, как лучше включать детей приезжих в учебный процесс латышских школ, с первых дней интенсивно обучать языку, включать в коллектив и не доводить до психологических проблем».

Особенно нелегко, по выводам ученой, приходится подросткам. Зачастую они поначалу долго молчат, наблюдают, слушают звучание языка, раскладывают по полочкам, как себя вести, пытаются понять, как все происходит — лишь потом начинают говорить.

«Хуже всего, если в это переходное время в отношении детей-эмигрантов (в таких странах, как Англия) происходит моббинг, а это особенно вероятно в школах, где учатся дети низкого социально-экономического уровня, где не привыкли к приезжим. Там могут придираться к акценту, национальности, поведению… В итоге дети-эмигранты из разных стран сбиваются вместе — так им легче. Но в тяжелых случаях могут возникать проблемы в питании, поведении, боли в животе, голове, вплоть до кошмаров во сне и панических атак… Мне кажется, что в билингвальных школах таких проблем меньше — там больший опыт дифференцированного обучения, в зависимости от уровня владения языком. Учителей латышских школ такому не обучали».

Трудности адаптации в латвийской школе

• 26,2% — недостаточное владение языком, чтобы осваивать школьную программу своего возраста,
• 26,1% — другой учебный подход, чем за рубежом.

Сегодня Правила Кабинета министров предусматривают дополнительную помощь в школах на срок до трех лет. «Там четко не прописано, какой может быть эта поддержка, — уточняет Дайна. — Специальная программа для детей ремигрантов не разработана. Из общения с учителями я поняла, что за оплаченные государство пару часов в неделю трудно достичь результата. Учителя становятся заложниками непроработанной до конца системы поддержки. В Европе очень популярна модель ассистентов учителей. В Латвии они тоже есть, но их специально не учат помогать детям ремигрантов.

В итоге у ребенка ощущение, что его бросили в море и… учись плавать, то же у учителя — учи плавать!»

По мнению исследовательницы, надо на первое время освободить таких детей от оценок и больше вовлекать в поддержку родителей и одноклассников. «Дети в латышских школах не очень-то привыкли принимать приезжих. Не только из других стран, но и из других районов, — рассказывает Дайна. — В Австралии с первого класса изучают как важно, чтобы в обществе все были желанны».

Дети ремигрантов — патриоты или космополиты?

Дайна Гросс спрашивала родителей-эмигрантов, где они видят своих детей в будущем? Хотят ли, чтобы они учились в Латвии, в стране пребывания, в другой стране? Ответы получала очень разные.

«Патриотизм ребенка очень зависит от позиции родителей, — считает она. — Если мама говорит, что у Латвии нет будущего, то и патриотизма можно не ждать, если же напоминает, что когда-то вернемся, то будет ощущение принадлежности сохранится. Очень важно, знает ли ребенок язык страны происхождения. Если нет, то большая вероятность, что он будет себя чувствовать гражданином страны проживания. На сегодня 12% детей эмигрантов посещают языковые школы выходного дня. Если смотреть данные только по латышам — это 18%. Еще 6–7% изучают язык онлайн. Остальные осваивают язык дома или не осваивают вообще».

По наблюдению ученой есть немало людей, которые используют возможности европейской мобильности, не теряя чувства принадлежности к одной стране. «Это новая тенденция. Я говорила с 15-летней девочкой, живущей в Германии с 5 лет. Она говорила: я латышка, а никакая не немка. После окончания школы хочу вернуться в Латвию. Это будет ее выбор… Было время, когда я эмоционально металась между странами. Сейчас полностью принадлежу Латвии. Это осознание пришло постепенно. Мне тут хорошо и удобно. Гражданство у меня двойное. Но тут мой дом».

Использование данного материала без согласия Delfi запрещено. Более подробная информация здесь.